Гарри Гаррисон - Возвращение [= Возвращение к звёздам; Звёзды; К звёздам]
Ян кивнул:
— Извините мою бестактность… Я не понимаю, почему власти дали вам возможность получить такое образование.
Монтур улыбнулся:
— Власти мне ничего не давали. Мой народ попал в эту страну в качестве рабов. Без всякого образования, в отрыве от своих корней, от своей культуры… Все, чего мы достигли с тех пор, — достигнуто вопреки тому положению, в которое нас ставили хозяева. Когда начался крах, нам совсем не хотелось отдавать то, чего мы добились с таким трудом. И чем больше нас угнетали — тем крепче мы становились. Народ мужал. Раз у нас отобрали все, кроме разума, — что ж, нам оставалось уповать только на свой разум, ни на что больше. Тут мы смогли воспользоваться опытом другого угнетенного меньшинства. Евреи. Они тысячелетиями сохраняли свою культуру, свои традиции, опираясь на религию и уважение к знанию. Человек благочестивый, человек ученый всегда был у них уважаемым человеком. Религия была и у нас; свои профессора, свои просветители тоже были… А под давлением обстоятельств религия срослась с наукой. Самые талантливые мальчишки, когда подрастают, становятся священниками — и это великая честь… Я ведь тоже вырос на этих улицах. Я говорю на языке гетто, возникшем за то время, что мы были сдвинуты на обочину жизни и отделены от остального народа… Но я научился и языку угнетателей — это входило в программу образования. Если при жизни нашего поколения ничего не изменится — я передам свои знания тем, кто будет после меня. Но я знаю — я верю в это, — когда-нибудь спасение придет.
Ян допил херес и поставил бокал, жестом отказавшись от предложения налить еще. Слишком много событий произошло в последнее время, и он не успел еще прийти в себя: мозг устал почти так же, как тело, мысли топтались на одном и том же месте. Какую уродливую жизнь вынуждены влачить люди! Пролы в Британии по крайней мере сыты и защищены, как скот домашний, — за то, что согласны играть свою роль. А здесь, в черных гетто Америки, люди хоть и не имеют этого — зато знают, кто они и откуда… Но их знание ведет к тому, что они живут в состоянии постоянного бунта!..
— Право, не знаю, в какой системе жить хуже, — сказал Ян, — в моей или в вашей.
— Нельзя мириться ни с какой системой угнетения. А ведь в мире существуют и худшие, гораздо… Великий социалистический эксперимент в Советском Союзе, с его отвратительным безумием внутренних паспортов и трудовых лагерей, тормозился наследием царизма. Отмерло бы у них когда-нибудь государство, как предсказывал Маркс, или нет — мы никогда не узнаем. К началу Регресса они не успели индустриализировать свою крестьянскую экономику — и легко сползли обратно, почти к феодальному строю. Много людей погибло… Впрочем, в России всегда погибало очень много. Комиссары и партийные вожди верхнего эшелона заняли место прежней аристократии… Титулы сегодня не такие, как прежде, но если перенести из прошлого любого русского царя — он бы там себя чувствовал как дома.
— Восстание должно прийти на Землю, — сказал Ян.
— Совершенно с вами согласен. Мы должны работать во имя того дня…
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стоял Уилли и тяжело дышал. В каждой руке он держал по пистолету.
— Беда! — выдохнул он. — Просто жуть! В жизни такого не видал.
Глава 9
— Чего там? — спросил Монтур, тотчас перейдя на просторечье.
— Они повсюду! Я столько легавых никогда не видал. Весь Нью-Уотс окружили — и палят во все, что шевелится… У них пушки огненные, чтобы дорогу прожигать.
Его слова были прерваны дальним ревом плазменного орудия, на который наложился треск автоматных очередей. Автоматы били где-то совсем близко. Под ложечкой у Яна возник густой, тяжелый ком страха. Он поднял голову — Монтур и Уилли смотрели на него.
— Это они меня ищут, — сказал он.
Преподобный отец кивнул:
— Вполне возможно. На моей памяти таких сил сюда не посылали.
— Хватит мне бегать. Своими пушками они здесь все выжгут до голой земли. Я иду сдаваться.
Монтур покачал головой:
— У нас есть где вас спрятать. А огонь они скоро прекратят. Это они дорогу себе прожигают, чтобы пробраться сюда.
— Простите, но прятаться я больше не хочу. Слишком много смертей я насмотрелся в последнее время и не хочу быть в ответе за новые. Я пойду к ним. И по дороге не передумаю, не сомневайтесь.
Монтур помолчал немного, потом кивнул:
— Вы мужественный человек. Жаль, что мы не смогли ничего для вас сделать. — Он повернулся к Уилли: — Оставь здесь свои пушки и покажи человеку, где легавые.
Пистолеты с глухим стуком упали на пол. Ян пожал ученому руку.
— Я вас не забуду.
— Я вас тоже. — Монтур достал из нагрудного кармана белоснежный носовой платок. — Возьмите-ка. А то они сначала стреляют, а потом смотрят.
Сердито бормоча про себя, Уилли шел впереди по крытым переходам и соединенным строениям. В одном месте пришлось посторониться: навстречу бежали два стрелка, волоча за собой третьего. Одежда на нем была пропитана кровью. Опять, подумал Ян. И нет этому конца.
— Эти чертовы легавые — вон они прямо там.
Уилли показал на дверь, повернулся и поспешил назад.
Ян расправил платок и, приоткрыв дверь, высунул руку с платком. Тотчас же раздались выстрелы, и рой ракетных пуль с визгом зарикошетил по коридору.
— Прекратите огонь! — крикнул он, размахивая платком. — Я выхожу!
Раздался резкий пронзительный свисток, и стрельба начала затихать. Потом зазвучал голос из мегафона:
— Дверь открывать медленно. Выходить по одному. Руки на голову. Если руки не на месте, если будет больше одного — открываю огонь. Давайте. Выходите.
Сплетя пальцы, Ян положил руки на затылок, толкнул дверь ногой и медленно двинулся навстречу шеренге полицейских. В масках и со щитами, они выглядели одинаково, будто роботы. Все их оружие было направлено на него.
— Я один, — сказал он.
— Так это он! — крикнул кто-то.
— Тихо! — скомандовал сержант. Потом убрал пистолет в кобуру и поманил к себе Яна: — Давай-ка полегоньку, вот сюда. Эверсон, подгони машину.
Заученным движением он схватил Яна за правую руку, заломил ее назад и захлопнул один наручник; потом то же самое проделал с другой рукой… И, вцепившись в плечо пленника, потащил его к изгороди.
Почерневшая земля еще дымилась под ногами, они прошли через дыру в проволочном заборе к поджидавшей патрульной машине. Пригнув Яну голову, сержант затолкнул его в заднюю часть машины и залез следом. Взвизгнули покрышки — шофер рванул с места как из пушки.
Ехали молча. Ян был подавлен, разговаривать ему не хотелось; он прекрасно знал, что его ждет. Раз он родом с Земли, Безопасность будет уверена, что он один из руководителей восстания. Его память разберут на части в поисках сведений. Он видел людей после такой обработки — уж лучше смерть.
